— Дава, не лезь в это дерьмо. Нырнешь — не всплывешь.

Слова оказались пророческими. Но не для Давида.

Вечером уже, часов в пять, позвонил телефон. Секретарь Чазова сообщила мне, что завтра в девять тридцать пять у меня назначена встреча с академиком. Ясное дело, что моими планами никто не интересовался.

Я позвонил Морозову — нет, его не вызывали. И зачем, спрашивается, начальнику 4 управления Минздрава студент? Отчитаться о проделанной работе по запугиванию вредной старухи? Да, спасибо, я и так вижу результаты: жалоб на меня никто не пишет, а наши случайные встречи придают Пилипчук необычайную бодрость, и она старается быстро пройти мимо меня. Вот что значит старая школа! Сказал начальник «Бойся!» — под козырек и выполнять приказ самым наилучшим образом. Никаких особых догадок мой мозг не произвел.

В приемную академика я попал загодя. Сидел, смотрел, как в кабинет входят и с разной скоростью покидают его разные люди. Утро большого начальника. Подошла и моя очередь.

Я зашел в уже знакомый кабинет, поздоровался. Чазов кивнул, показал на стул напротив себя. Ничего по выражению лица не поймешь, сплошной покерфейс. А неизвестность в таких случаях больше всего и бесит.

Начал Евгений Иванович артподготовку издалека. Спросил про исследование, покрякал на то, что из плацебо-группы получился внезапный скачок оттока. Рутина, короче.

— Так что там по экспресс-диагностике? Что вы придумали? — вдруг спросил он.

— Дыхательный тест, товарищ Чазов, — как и положено, молодцевато и с чуть повышенным энтузиазмом ответил я.

— Хватит дурачка изображать, — махнул он рукой. — Быстро, в двух словах: принцип и трудности.

— Уреаза, которую вырабатывает наша бактерия. Фермент можно уловить в выдыхаемом воздухе. Ну как алкоголь у водителей, — уже спокойнее продолжил я. — Трудности технического плана, необходим в довольно больших количествах изотоп углерода, который пока не производится.

На досуге я смотался в Ленинку — зарегистрировался, а заодно поизучал нужную литературу. Потом сделал пару визитов по кафедрам Сеченовки.

— Откуда знаешь, что нет производства? — карандаш в руке академика замер над листом бумаги.

— Пошел и спросил на кафедре у радиологов, — ответ был дан максимально быстро. И да, я действительно ходил на кафедру рентгена и узнавал про углерод. — Говорят, дорогое изготовление.

— Это уже не наше дело, — сказал Чазов, переложил листик в сторону и продолжил, не меняя интонации: — А расскажи мне, товарищ Панов, каким ветром тебя занесло заниматься тем, чем не положено? Кто тебе давал разрешение на оказание медицинской помощи лицам, закрепленным за Управлением? Ты соображаешь хоть, куда залез?

Вот вроде и говорит спокойно, не кричит, а у меня по коже даже не холодок, а натуральный морозец.

— А что можно было сделать? — после паузы ответил я. — Отказаться после того как Галина Леонидовна попросила о помощи? Сами понимаете, таким людям перечить — себе дороже.

— Твое счастье, что вы там ничего не натворили, — продолжил нагнетать Евгений Иванович. — Случись какие-нибудь осложнения, не защитил бы никто.

То есть, прощены с недопущением в будущем? И ладно. Я встал, пододвинул стул на место.

— Всё понял. Не повторится. Я пойду, Евгений Иванович?

— Тебя никто не отпускал. Что за манеры? Или ты у этой своей, как ее? Пилипчук?

Ого, да я, кажется прощен.

— Извините, пожалуйста, — и стул скрипнул подо мной немного. — Спасибо вам, кстати, за помощь. Если честно, я уже не знал, что с этой женщиной делать.

— Хватит лирики, Панов, — Чазов посмотрел на наручные часы, недовольно поморщился. — Значит, так. Галина Леонидовна очень просила за тебя. Волшебником называет. Принято решение... Короче, неделя тебе, чтобы рассчитаться у себя на работе. Трудоустроим тебя на нашу скорую. Традиционно у нас студенты не работают, но тут случай особый. График... договоритесь там с начальником... Но в особых ситуациях... тебя вызовут. И никакой самодеятельности! Вопросы?

Ну что сказать... все намного лучше, чем могло бы быть. Нужен я Чазову. Поэтому и вместе кнута — пряник.

— Две недели, по КЗоТу же. Одна небольшая просьба, Евгений Иванович...

Снова блеснули стекла очков. Хм, похоже, границу я всё-таки перешел. Но куда уже теперь? В этом кабинете перемотка назад не предусмотрена.

— Ну? Говори уже.

— Я бы хотел, чтобы со мной на работу перешла врач Томилина Елена Александровна. Она — грамотный специ...

— Не по чину тебе тут условия ставить! — обрубил мои хотелки хозяин кабинета. — Молод еще всех своих любовниц за собой таскать! Сам по краю прошел, а туда же! Юбок тебе мало?

А вот и кнут образовался. Да уж. Не тот момент я выбрал для торговли. Как щенка, носом макнули и мордой размазали. Ничего, мы к этому разговору еще вернемся. Не в этом кабинете, так в другом. Или это знак судьбы? Такой ответ для возможности решить ситуацию и перестать играть роль Труффальдино?

— Мало! — вызывающе ответил я.

Тут себя как поставишь. Или на голову сядут или... Почему бы не поторговаться?

— Я с Томилиной пуд соли съел. Ладно, если нельзя ее в ЦКБ, дайте хотя бы путевку в дом отдыха от 4 управления. На майские праздники. На двоих.

— Панов! — Чазов даже привстал в кресле. — У меня просто слов нет!

— А слов и не нужно, — я кивнул на пачку с пустыми приказами. — Просто черкнуть пару строчек в профком.

«Слабоумие и отвага» — вот наш девиз. И знаете что? Сработало! Евгений Иванович и правда махнул рукой, быстро что-то написал на листике. Протянул мне.

— Спрошу обратно вдвое. Имей в виду!

Глава 2

В профкоме, конечно, обалдели. Еще даже не оформился, а собирается в отпуск. А полгода отработать не хочешь сначала? Дело решила резолюция Чазова. Позвали начальника, тот почесал затылок, подумал — и шестеренки завертелись, нашли какую-то лазейку. Все-таки я студент, да еще из регионов. Мне пришлось сходить в отдел кадров, написать заявление. Сделать с него копию и принести в профком. Оплатить 100% стоимости — благо на подстанции выдали зарплату и деньги были. После чего мчаться к Лебензону, срочно писать заявление на увольнение.

— Как уходишь?! — удивился он, будто я у него подписывал кровью договор пожизненной службы.

— Предложили место получше, — пожал плечами я. — И зарплата в полтора раза выше. Почти двести рублей.

— И куда?

— ЦКБ. Скорая на Волынке.

— Кремлевка, значит... — Ароныч покачал головой. — Высоко взлетишь — больно падать будет. Оставайся у нас, я тебе тоже прибавлю. Изыщем фонды. Там и спрос больше, причем не в полтора раза.

— Надоело по бомжам мотаться, — честно признался я. — Да и Лену жалко. Последнее даже важнее. Помните, как мы чуть от менингита не загнулись?

Главврач пожал плечами. Мол, профессиональный риск — сами знали, на что шли.

— Томилину с собой утащишь?

— Сразу не получится, — неуверенно ответил я. — Но попробую.

— Эх, Панов, Панов, — Лебензон горестно закатил глаза. — Если бы не помощь с делом Каверина... Давай заявление, подпишу. Но две недели отработать придется.

— Само собой!

— В Сочи?!

Лена чуть не упала на меня. Девушка упиралась мне в грудь двумя руками. «Диана-Наездница». И как только я ей по дурости озвучил идею поехать на майские праздники вместе отдохнуть, всплеснула ладошками, покачнулась. Пришлось ловить.

— Конечно хочу! Спрашиваешь еще...

А я до хруста сжал зубы. Вот ведь дурак! Поддался минутной слабости. Томилина так хотела показать на себе венские обновки — чулки и прочее, что не побоялась после ремонта машины заявиться ко мне еще раз домой. И опять без предупреждения! Я конечно, дал слабину. Мигом утащил Лену в постель. А там... ну ляпнул, не подумав. И что теперь делать? Откатывать обратно?

— А куда? И когда?

Посыпались вопросы, а я лежал и думал, как мне поступить. Поездку то я обещал Лизе! Ну допустим майские я смогу отмазать — выхожу на новую работу. Но загар то не скроешь! Или все-таки можно скрыть?